предыдущая серия
Когда дорога встала и по телефону связаться с дежурным не удалось, мастер Фишер, извещенный дежурным оператором по телефону о происшествии, сказал слова о дамках и матери и велел отправить к конечной опоре экспедицию. Экспедиция в составе двух рабочих прибыла на место и услышала завывания неприкаянной души, изнывающей от холода и страха над белыми ядовитыми горами на фоне ледяного сияния астрала. Для начала экспедиция решила уточнить обстановку на месте, забравшись наверх. Проникнуть в помещение дежурного им не удалось из-за наваленного на крышку люка реквизита. Тогда рабочие спустились, решили что, коли так, то раз-два и в дамки. То есть надо ехать на погрузочную (мобильной связи еще не было) и там, сообщив об обстановке, ждать дальнейших указаний. Прибыв на место постоянной дислокации, рабочие по городскому телефону связались с гроссмейстером Фишером, и тот долго говорил им о шашках и маме, с которой поступили согласно половой принадлежности. Потом мастер позвонил начальнику цеха и осторожненько запустил небольшую дамочку. Без матери. Начальник Альбинас, племянник директора завода, сам вспомнил недостающую часть любимого выражения Фишера и даже весьма его дополнил другими словами. Потом он позвонил дяде.
Директор сидел в компании. Они выпивали за Советскую Армию и (или) за другое.
Одним из участников застолья был прокурор Кедайняского района. Их превосходительство директор выкушали еще стопарик коньячку, сказали длинную фразу на тему половых отношений, потом вынул из салата прокурорское обличье и сказал в него: «Важёям! » То есть — поехали.
По дороге к отвалу экспедиция намбер ту обросла официальными лицами и неофициальными помощниками. Там были гроссмейстер Фишер, начальник цеха, два рабочих, уже бывших на месте драмы, и несколько человек,которым это просто было интересно.
Прибыли на место. Послушали стенания ветерана. Впечатлились. Хотя завывания уже были не такими громкими, как вначале.
Предводитель спасательного отряда крикнул, что мол , какого холечека ты там, член профсоюза и без профсоюза тоже, сидишь. Что, дескать, не уважает он,
не очень достойный человек, досуг своих товарищей. Лезь, мол, миленький, цюрюк.
А не то.
- Раз- два и в дамки!- присоединился к директору верноподданный мастер Фишер.-
- Ммммммммаааааааатттттттттттьььььььь! - поддержало его эхо. Аж трос закачался.
Ветеран был абсолютно нечленоразделен. Но тем не менее, из его помяукиваний можно было понять, что возвращаться он трусит.
- А лезть не боялся?!- спросила экспедиция.
- Ыыы,- провыл дежурный.
- Аааах тыыыыыыы, ...жоооооовыыыый!-повторило эхо комментарий экспедиции.-
...с уууууушшшшаааааммммммиииииии!!!
Прокурор района , отрывая от губ бутылку «Арарата» пожал плечами. Он не понимал, как можно быть тем и другим одновременно. Вся его прокурорская конституция была пропитана ароматом оливье, и он не мог простить негодяя, лишившего его этой благодати. Поэтому он решил, что этот негодяй и тем, и другим быть не просто может, но он это и есть.
- Прыгай!- закричал прокурор. Снизу обманчиво казалось, что вагонетка висит совсем не высоко над вершиной террикона.
Директор нанес слуге Фемиды тычок локтем.
- Ты что это, рехнулся? Он же того, гикнется. Там метров двадцать. Да и на склон упадет и покатится. Думаешь склон мягкий? Окаменевший склон-то. Мне смертельный несчастный нафиг не нужен.
- Да ну,-сказал прокурор.- Спишем, если чё.
- Ты своих бандюков списывай-переписывай. А тут ветеран и член партии... А ну-ка, орлы, кто хочет сотню рублей заработать? Снимите мне деда оттуда! Двести даю из директорского фонда.
Сумма по тем временам была приличная. Орлов она сначала впечатлила, но оценив перспективы, они задавили в себе добровольческий порыв.
Хорошо, что рядом стоял вагончик-бытовка монтажников-высотников-да. И в окне горел свет.
Директор послал разведку с природой этого света разобраться.
Оказалось, что вагончик, несмотря на неурочное время был густо населен двумя верхолазами, которые не слали в это время никому привет с высоты, а наоборот гнали самогон.
Экспедиция посетила это злачное место и в лице прокурора пригрозила монтажникам-высотникам-да ужасами и страданиямии за нарушение спортивного режима и советского законодательства.
Монтажники-высотники были стимулированы получением мзды вместо статьи и дружно ринулись на выручку ветерану.
Монтажникам-высотникам дело это было плевое. Причем на вагонетке они для куража еще распили чекушечку, влив некоторое количество и в ветерана.
- Ну вот,- сказал мастер Фишер.- Раз-два — и в дамки...
31.05.2009
22.05.2009
Я спросил электрика
предыдущая серия здесь
Переправляли фосфогипс в отвал вагонетками по канатной дороге. Сначала цех фосфорной кислоты был один. Потом стали строить второй. Даже не цех, а комплекс по производству фосфорной кислоты. В него входила и новая канатная дорога. На строительстве этого комплекса и пришлось мне мотать молодоспецалисткий срок .
Строили и новую канатную дорогу, которая должна была уносить в высоту и вдаль фосфогипс из старого и нового цехов, чтобы потом вывалить его сверху на фосфогипсовые альпы.
А старая канатная дорога работала. На погрузочной станции курил и матерился мастер Фишер, говоривший: «Раз-два — и в дамки, е...на мать!..» Фишеры знают толк в шашках. На конечной опоре сидел дежурный, который мог остановить канатную дорогу, позвонить на погрузку с докладом о неполадке. Еще он мог смотреть телевизор ( а на той высоте «Шилялис» со штатной антенной принимал Копенгаген и Сандвичевы острова), плевать со 120 метров и даже кидать вниз пустые бутылки, которые неминуемо у него скапливались.
На праздник Советской Армии на конечной опоре дежурил ветеран-фронтовик. Он не мог обойти почтением и вниманием такой праздник. Поэтому у него с собой было. Дядя был крепкий. Но белая горячка была сильней. Вечером к опоре пришли черти и стали перепиливать ножовками, зубами, пилками для ногтей и напильниками растяжки опоры. Ветеран осинял их крестным знамением, пел «Варяг» и «Интернационал», держа в руке партбилет, и кидал в чертей бутылки. Кинул также и телефон, попав одному пожилому чертяке по репе. Черти засмеялись и закинули телефон в район созвездия Волопаса, где он до сих пор одиноко тревожит свои потроха электричеством, не умея издать ни звука. А обиженный полез к ветерану разбираться. Тому пришлось забаррикадировать лаз письменным столом, табуреткой и железной чушкой от вагонетки. Черт был,однако, сильненьким. Дежурного ждала неминучая гибель, но он, как всякий хороший солдат был смекалист и ловок. Обозвав нечисть пидарасом, дядя остановил канатную дорогу и, обвив всеми конечностями трос, полез до ближайшей вагонетки. Добравшись и уютно на ней устроившись ( вагонетка была в перевернутом состоянии, поэтому уютно на ней могло показаться только действительно неприхотливому человеку да и то не долго), дядя стал проводить рекогносцировку. И тут его впервые посетила смутная догадка... Для тех, кто не знаком с устройством земной атмосферы, поясню — на высоте 120 метров бывает ветер. А в феврале, который на некоторых славянских языках называется «лютый», там не было тепло. Там настолько не было тепло, что белая горячка и превратилась в темную холодячку. Ну, или если нет такого слова, то давайте скажем просто — ветеран, сидящий в зимней ночи на скользком куске железа на высоте 120 метров,
стал давать дуба... Он заревел в тишине так, что местные маломерные из-за химических воздействий волки, передохли от зависти нафиг. Может, волков, там и не было, но если бы были, точно бы все передохли нафиг.
(протяг воспоследствует)
Labels:
что было да сплыло
21.05.2009
В том дворе
В том дворе, в том дворе на кудыкиной горе
есть качели, тополя и голубятня,
и песочницы две, а по яркой траве
раскидало лето солнечные пятна.
В том дворе, в том дворе спит Полкаша в конуре,
пес породы нашаобщаясобака -
сон послал песий бог без котов и без блох,
сон о суке из рабочего барака.
В том дворе, в том дворе с бутербродом в кобуре
участковый Николаев ходит длинный.
Что-то часто он тут, а причину зовут
из пятнадцатой квартиры Валентиной.
Мужики. Домино. Смотрит тетенька в окно.
- Да не пьем мы, чеснолово, что ты, Люся!
Не волнуйся ты зря. Разве три пузыря-
это доза для таких орлов. Дуплюся!
Коллективный портрет — малолетний контингент,
синяки, веснушки, кеды, самокаты.
Ни чинов, ни цены — так, щеглы, пацаны.
Заготовки судеб, полуфабрикаты...
И прожит, и протух сфабрикованный продукт.
Тот зарыт, тот позабыт, а тот на зоне.
Кто пропит, кто пропет, гор кудыкиных нет.
Только солнечные пятна на газоне.
есть качели, тополя и голубятня,
и песочницы две, а по яркой траве
раскидало лето солнечные пятна.
В том дворе, в том дворе спит Полкаша в конуре,
пес породы нашаобщаясобака -
сон послал песий бог без котов и без блох,
сон о суке из рабочего барака.
В том дворе, в том дворе с бутербродом в кобуре
участковый Николаев ходит длинный.
Что-то часто он тут, а причину зовут
из пятнадцатой квартиры Валентиной.
Мужики. Домино. Смотрит тетенька в окно.
- Да не пьем мы, чеснолово, что ты, Люся!
Не волнуйся ты зря. Разве три пузыря-
это доза для таких орлов. Дуплюся!
Коллективный портрет — малолетний контингент,
синяки, веснушки, кеды, самокаты.
Ни чинов, ни цены — так, щеглы, пацаны.
Заготовки судеб, полуфабрикаты...
И прожит, и протух сфабрикованный продукт.
Тот зарыт, тот позабыт, а тот на зоне.
Кто пропит, кто пропет, гор кудыкиных нет.
Только солнечные пятна на газоне.
14.05.2009
13.05.2009
Он утопил...
Он утопил в грязи сапог.
Он вылез на сухой пригорок
и тяжело вздохнул, и вдох
вошел в грудь тысячью иголок.
Болели сердце и кишки,
и легкие болели тоже,
и все вершки и корешки,
и каждый волосок на коже.
Отходы поднимались ввысь.
Скрипели в небе вагонетки.
В грязи два пьяницы дрались
без всяких чувств, как две креветки.
Торчал бульдозерный скелет,
электроток кусал лодыжки,
черно коптили белый свет
автомобильные покрышки.
Динамик смешивал речей
обрывки, песенки и сводки.
А за спиной журчал ручей
струей дерьма и царской водки.
Страшней он был, чем смертный грех
горбатый, слабый, как ребенок.
Он назывался «человек».
Он назывался «наш потомок».
Пошел он, выпрямившись в рост
(а росту было метр иль мене),
торчащий из штанины хвост
поднять из грязи не умея
1989.
Он вылез на сухой пригорок
и тяжело вздохнул, и вдох
вошел в грудь тысячью иголок.
Болели сердце и кишки,
и легкие болели тоже,
и все вершки и корешки,
и каждый волосок на коже.
Отходы поднимались ввысь.
Скрипели в небе вагонетки.
В грязи два пьяницы дрались
без всяких чувств, как две креветки.
Торчал бульдозерный скелет,
электроток кусал лодыжки,
черно коптили белый свет
автомобильные покрышки.
Динамик смешивал речей
обрывки, песенки и сводки.
А за спиной журчал ручей
струей дерьма и царской водки.
Страшней он был, чем смертный грех
горбатый, слабый, как ребенок.
Он назывался «человек».
Он назывался «наш потомок».
Пошел он, выпрямившись в рост
(а росту было метр иль мене),
торчащий из штанины хвост
поднять из грязи не умея
1989.
Labels:
лирика,
литература,
поэзия,
стихи
10.05.2009
День рождения отца
Когда началась война, отца выдернули из военного училища. Сколько помню по его рассказам, это было Ленинградское артиллерийское училище. Выдернули его и засунули в трудармию. От обыкновенной зоны это отличалось тем, что конвоиры были не с винтовками, а с пистолетами.
Немцы должны были сидеть. А ведь его отец,дед Якоб, которого я не знал, поскольку он умер от туберкулеза, не дожив и до пятидесяти, воевал в первую мировую за царя-батюшку и имел награды.
Потом отцу состряпали статейку и посадили уже по-правильному, по 58-ой. Там, на зоне, они и с мамой встретились.
Но, когда собирались, у родителей отмечать день рождения отца, всегда первый тост был за Победу...
Считалочка
Кто ты будешь такой,
за утекшей рекой,
за последнею осенью в рощах?
Никого нет на том,
на крыльце золотом -
ни царя, ни портного, ни прочих...
Нет в реке пескарей.
Отвечай поскорей.
Не растрачивай времени мелочь...
Лает пес, голосист -
взгляд от бельм серебрист...
Не узнал - это ж я, королевич...
Ах, ты боженьки мой,
как запахло зимой...
Нет у даний ни манны, ни мани...
Немец выпил стакан,
спрятал ножик в карман
и навек растворился в тумане...
Метки: Лирика и жизнь
Немцы должны были сидеть. А ведь его отец,дед Якоб, которого я не знал, поскольку он умер от туберкулеза, не дожив и до пятидесяти, воевал в первую мировую за царя-батюшку и имел награды.
Потом отцу состряпали статейку и посадили уже по-правильному, по 58-ой. Там, на зоне, они и с мамой встретились.
Но, когда собирались, у родителей отмечать день рождения отца, всегда первый тост был за Победу...
Считалочка
Кто ты будешь такой,
за утекшей рекой,
за последнею осенью в рощах?
Никого нет на том,
на крыльце золотом -
ни царя, ни портного, ни прочих...
Нет в реке пескарей.
Отвечай поскорей.
Не растрачивай времени мелочь...
Лает пес, голосист -
взгляд от бельм серебрист...
Не узнал - это ж я, королевич...
Ах, ты боженьки мой,
как запахло зимой...
Нет у даний ни манны, ни мани...
Немец выпил стакан,
спрятал ножик в карман
и навек растворился в тумане...
Метки: Лирика и жизнь
09.05.2009
Блогун
Зарегистрировал этот юлог на блогуне.Будем пытаться помаленьку его раскрутить.Искусственными методами попытаюсь не пользоваться.
С Днем Победы!
Петька или Леха, а не то Иван -
молодой летеха помирал от ран.
Отходил курилка, без пяти - ку-ку...
Но в бреду возникла дамочка в соку...
Ой, гола, дебела, встала перед ним.
Ой, сияло тело светом ледяным.
В жизни ты босОта, -говорит она.-
Только смерть свобода, только смерть честна.
Не рядит кончина, аль по сеньке честь,
всем она по чину. Я она и есть.
Ты с косой тупою ожидал каргу -
я же вот такою приходить могу.
Свят ты или грешник, все одно приду -
получай скворечник у меня в саду.
Ни деньгИ, ни шмоток, ни в ребро гормон,
никаких решеток, никаких погон.
Не застудит сивер, не ударит плеть,
не заноет ливер, ожидая снедь.
Ни беды, ни муки, только высь и глубь.
Хочешь - звезды в руки, хочешь - солнце в пуп.
И ожив из праха, и поверх разрух
воспаришь, как птаха или чистый пух.
То есть будешь волен, а не выть, терпя,
дай мне сердце, воин. Я люблю тебя...
Он сказал:
-А ну-ка! Завела тут трель!
И еще:
-Ты, сука! Отвали отсель!
Лучше быть уродом, лучше стыть во льду,
чем дудеть удодом у тебя в саду...
Ждет меня невеста, меня мама ждет.
На твоих насестах пусть другой поет!..
И сумел он выжить и посмел суметь
до скелета выжечь красотулю-смерть.
Ставши некрасива и вконец озлясь,
стольких смерть скосила, покидала в грязь.
А под Кенигсбергом встретились опять
с этим недомерком, словно ерь и ять.
Жизнь парною струйкой булькнула в песок,
потому что пулька стукнула в висок.
Смерть присела возле, впору голосить,
потому как вовсе некого косить.
Над землею жженой, сколько видит взгляд,
к матерям и женам душеньки летят...
* * *
Погaдай, кукушечка, для того поручика,
что лежит, уткнувшийся в грязное жнивье.
Может быть, задышит он – у него получится.
Может статься, выдюжит да и поживет.
Для того для юнкера погуди, зазулечка.
Перед ним вражин рядок, за спиною – ров.
А ну как обманется весь десяток пуль ЧК –
малый раны вылечит, будет жив-здоров.
Из густого ельника, из леска соснового
покричи солдатикам многия лета –
для штрафбата драного да для ваньки-взводного,
чья парная кровушка немцем пролита.
Птица ты не щедрая, отмолчалась, серая.
Треплет ветер северный праздничный кумач.
Черепа и косточки преют под посевами.
Не кукуй уж, дурочка. Помолчи. Поплачь...
И слеза кукушечья сорвалась и падает
на поляну мшаную, по ветру скользя...
Эх! Горька Россеюшка – ни клочка, ни пяди нет,
где еще не пролиты кровь или слеза...
молодой летеха помирал от ран.
Отходил курилка, без пяти - ку-ку...
Но в бреду возникла дамочка в соку...
Ой, гола, дебела, встала перед ним.
Ой, сияло тело светом ледяным.
В жизни ты босОта, -говорит она.-
Только смерть свобода, только смерть честна.
Не рядит кончина, аль по сеньке честь,
всем она по чину. Я она и есть.
Ты с косой тупою ожидал каргу -
я же вот такою приходить могу.
Свят ты или грешник, все одно приду -
получай скворечник у меня в саду.
Ни деньгИ, ни шмоток, ни в ребро гормон,
никаких решеток, никаких погон.
Не застудит сивер, не ударит плеть,
не заноет ливер, ожидая снедь.
Ни беды, ни муки, только высь и глубь.
Хочешь - звезды в руки, хочешь - солнце в пуп.
И ожив из праха, и поверх разрух
воспаришь, как птаха или чистый пух.
То есть будешь волен, а не выть, терпя,
дай мне сердце, воин. Я люблю тебя...
Он сказал:
-А ну-ка! Завела тут трель!
И еще:
-Ты, сука! Отвали отсель!
Лучше быть уродом, лучше стыть во льду,
чем дудеть удодом у тебя в саду...
Ждет меня невеста, меня мама ждет.
На твоих насестах пусть другой поет!..
И сумел он выжить и посмел суметь
до скелета выжечь красотулю-смерть.
Ставши некрасива и вконец озлясь,
стольких смерть скосила, покидала в грязь.
А под Кенигсбергом встретились опять
с этим недомерком, словно ерь и ять.
Жизнь парною струйкой булькнула в песок,
потому что пулька стукнула в висок.
Смерть присела возле, впору голосить,
потому как вовсе некого косить.
Над землею жженой, сколько видит взгляд,
к матерям и женам душеньки летят...
* * *
Погaдай, кукушечка, для того поручика,
что лежит, уткнувшийся в грязное жнивье.
Может быть, задышит он – у него получится.
Может статься, выдюжит да и поживет.
Для того для юнкера погуди, зазулечка.
Перед ним вражин рядок, за спиною – ров.
А ну как обманется весь десяток пуль ЧК –
малый раны вылечит, будет жив-здоров.
Из густого ельника, из леска соснового
покричи солдатикам многия лета –
для штрафбата драного да для ваньки-взводного,
чья парная кровушка немцем пролита.
Птица ты не щедрая, отмолчалась, серая.
Треплет ветер северный праздничный кумач.
Черепа и косточки преют под посевами.
Не кукуй уж, дурочка. Помолчи. Поплачь...
И слеза кукушечья сорвалась и падает
на поляну мшаную, по ветру скользя...
Эх! Горька Россеюшка – ни клочка, ни пяди нет,
где еще не пролиты кровь или слеза...
07.05.2009
Паланга-блюз 2
В час когда опускаются шторы,
когда грех ловит души в силки,
я пою из глубокой, как штольня,
окаянной и черной тоски.
О, май бэби, мой милый кораблик,
ты давно в бирюзовой дали...
Ну а я, старый хмырь-с-боку-бантик,
опоздал на свои корабли.
Надо мною кружатся ворОны,
метко гадят, кричат «невер мо».
Больше нет у меня обороны,
херовато мое кимоно...
когда грех ловит души в силки,
я пою из глубокой, как штольня,
окаянной и черной тоски.
О, май бэби, мой милый кораблик,
ты давно в бирюзовой дали...
Ну а я, старый хмырь-с-боку-бантик,
опоздал на свои корабли.
Надо мною кружатся ворОны,
метко гадят, кричат «невер мо».
Больше нет у меня обороны,
херовато мое кимоно...
06.05.2009
Я спросил электрика...
- А что это такое белое так зелено чернеет на фоне чистого неба в районе важного населенного пункта и крупного железнодорожного узла Кедайняй. То есть горы какие-то?
И поведал ему Таблер историю.
При процессе получения фосфорной кислоты получается много отходов. Это порошкообразная гадость, пропитанная кислотой, называемая фосфогипсом. Некоторое количество фосфогипса шло на производственные нужды Акмянского цементного завода, а остальное шло в отвал. Отвал находился... Вернее, находится. Потому что никуда он не делся. Куда уж денешь — эти альпийские горы , эти аппалачи
Стоки из отвала (кислота) поступали по каналам в насосные станции и перекачивались в пруды шламонакопители. В прудах жили карпы. Если тамошнему карпу засовывали в сахарные уста лакмусовую бумажку, она краснела от стыда.
Ученые лбы бились над тем, куда бы использовать это фосфогипсовое
Легенды бают о том, что господин бааальшой японец Мацумота увидел эти фудзиямы и сказал:
- Вах! Хочу... Продайте, пожясуста, моя эти красивые горки. Я их отвозить на Сикоку-сикоку, на Хонсю и Акутагавареноскэ и дерать сакэ, район особняков на шесть татами и корпуса для теревизор!
Ему ответил молодой красивый референт министра, про себя сначала вяло ухмыльнувшись тому, что это косоглазая замухрышка до седых волос не научилась выговаривать букву «л»:
- Ес, окей и яволь, ваше самурайское сковородие. Я сообщу немедленно по вышестоящему телефону, пошлю телекс и алекс юстасу о вашей глубокой заинтересованности в этой мелкой проблеме.
Ветеран Квантунской армии дал ему подержать пиджачок, сделал от радости сальто и нанес удар мая-гери воображаемому противнику ростом двести десять сантиметров. Точно в лобешник.
- У вас так много хорошие ненужные вещи!- воскликнул он.- Я покупаю у вас грузовики «Краз». Из одного «Краз» я дераю два «Исуза» и пять «Мазда». А остатка продаю в Рюксембург для изготоврения чугун.
Но, тем не менее, горки он не получил. Не хрен баловать.
Потом ученые и инженеры состряпали проект производства из фосфогипса потолочной плитки. Построили заводик. Заводик дымил, пердел и подтверждал известную теорию о том, что из дерьма конфет не получается.
(то би континуид)
Labels:
что было да сплыло
04.05.2009
Женщина
Вот женщина, похожая
на ангела воплощенье.
Необъяснимокожая,
невырaзимошеяя.
Болезни мира излечивает ее жест,
одно лишь движенье –
женщина из волшебств,
женщина из женьшеня.
Она, как покойников,
как дохлых моржей,
из праха и тины вторников
воскрешает мужей.
В сердце мужском, как в топке,
разгорается пламя страстей...
Амуров зефирные попки
мелькают в тени ветвей.
на ангела воплощенье.
Необъяснимокожая,
невырaзимошеяя.
Болезни мира излечивает ее жест,
одно лишь движенье –
женщина из волшебств,
женщина из женьшеня.
Она, как покойников,
как дохлых моржей,
из праха и тины вторников
воскрешает мужей.
В сердце мужском, как в топке,
разгорается пламя страстей...
Амуров зефирные попки
мелькают в тени ветвей.
Labels:
стихи
Подписаться на:
Сообщения (Atom)