Я спросил электрика

предыдущая серия здесь  

Переправляли фосфогипс в отвал вагонетками по канатной дороге. Сначала цех фосфорной кислоты был один. Потом стали строить второй. Даже не цех, а комплекс по производству фосфорной кислоты. В него входила и новая канатная дорога. На строительстве этого комплекса и пришлось мне мотать молодоспецалисткий срок .

На строительстве кишели строители такие и строители сякие, художественно оформленные маляры и сварщики, похожие на интрузов, и монтажники-высотники-да, которым не отказывали в любезности и слегка целовали облака. И спецконтингент, то есть условно освобожденные персоны, при помощи лопат, носилок и подобных полезных вещей видоизменяющие окружающий пейзаж. Эти работу, в основном имитировали. Или медитировали. Конечно, после несвободы хотелось подумать о душе. 
Строили и новую канатную дорогу, которая должна была уносить в высоту и вдаль фосфогипс из старого и нового цехов, чтобы потом вывалить его сверху на фосфогипсовые альпы.
А старая канатная дорога работала. На погрузочной станции курил и матерился мастер Фишер, говоривший: «Раз-два — и в дамки, е...на мать!..» Фишеры знают толк в шашках. На конечной опоре сидел дежурный, который мог остановить канатную дорогу, позвонить на погрузку с докладом о неполадке. Еще он мог смотреть телевизор ( а на той высоте «Шилялис» со штатной антенной принимал Копенгаген и Сандвичевы острова), плевать со 120 метров и даже кидать вниз пустые бутылки, которые неминуемо у него скапливались.
На праздник Советской Армии на конечной опоре дежурил ветеран-фронтовик. Он не мог обойти почтением и вниманием такой праздник. Поэтому у него с собой было. Дядя был крепкий. Но белая горячка была сильней. Вечером к опоре пришли черти и стали перепиливать ножовками, зубами, пилками для ногтей и напильниками растяжки опоры. Ветеран осинял их крестным знамением, пел «Варяг» и «Интернационал», держа в руке партбилет, и кидал в чертей бутылки. Кинул также и телефон, попав одному пожилому чертяке по репе. Черти засмеялись и закинули телефон в район созвездия Волопаса, где он до сих пор одиноко тревожит свои потроха электричеством, не умея издать ни звука. А обиженный полез к ветерану разбираться. Тому пришлось забаррикадировать лаз письменным столом, табуреткой и железной чушкой от вагонетки. Черт был,однако, сильненьким. Дежурного ждала неминучая гибель, но он, как всякий хороший солдат был смекалист и ловок. Обозвав нечисть пидарасом, дядя остановил канатную дорогу и, обвив всеми конечностями трос, полез до ближайшей вагонетки. Добравшись и уютно на ней устроившись ( вагонетка была в перевернутом состоянии, поэтому уютно на ней могло показаться только действительно неприхотливому человеку да и то не долго), дядя стал проводить рекогносцировку. И тут его впервые посетила смутная догадка... Для тех, кто не знаком с устройством земной атмосферы, поясню — на высоте 120 метров бывает ветер. А в феврале, который на некоторых славянских языках называется «лютый», там не было тепло. Там настолько не было тепло, что белая горячка и превратилась в темную холодячку. Ну, или если нет такого слова, то давайте скажем просто — ветеран, сидящий в зимней ночи на скользком куске железа на высоте 120 метров,
стал давать дуба... Он заревел в тишине так, что местные маломерные из-за химических воздействий волки, передохли от зависти нафиг. Может, волков, там и не было, но если бы были, точно бы все передохли нафиг.

(протяг воспоследствует)